Макс неловко заворочался. Сцена, нарисованная Сэмом, пробудила в нем деревенскую ностальгию, о присутствии которой в себе он даже не подозревал. Но не мог же он так сразу отбросить свое новое, столь долго им желанное положение космонавта.

— Я подумаю.

— Подумай, подумай. Времени у тебя для этого больше чем достаточно — несколько недель. — Сэм поднялся. — А я поспешу-ка лучше на место, пока Старый Добрый Хозяин Дюмон не начал беспокоиться, что меня там задерживает. Пока, сынок, и не забывай — только очень плохой ветер дует все время в одну сторону.

Глава 7

ЭЛДРЕТ

Служебные обязанности не приводили Макса на уровни выше палубы С кроме как для смены кошачьих посудин, а это он обычно делал рано, пока пассажиры не встали. Ему очень хотелось посмотреть пост управления, но случай не представлялся, это было еще выше пассажирских уровней. Время от времени кто-нибудь из владельцев одной из семи собак или трех кошек, находившихся на попечении Макса, заходил пообщаться со своей движимой собственностью. Иногда результатом этого визита бывали чаевые. По первости Макс отказывался из своей врожденной гордости горца, но Сэм быстро вправил ему мозги.

— Не будь идиотом, они же могут это себе позволить. Какой смысл отказываться?

— Но я же так и так гуляю ихних бобиков. Это же моя работа.

Может, слова Сэма и не убедили бы его, если бы мистер Джи не поднял разговора об этом в конце первой недели. Он, видимо, довольно точно представлял себе обычную величину улова и ожидал получить с него некий процент «в социальный фонд».

Когда Макс задал Сэму вопрос, что это еще за фонд, Сэм рассмеялся.

— Оч-чень интересный вопрос. Есть еще какие-нибудь вопросы?

— Да, пожалуй, нет.

— Макс, я тебя просто люблю. Но ты все еще не можешь сообразить, что в чужой монастырь со своим уставом не суются. У каждого племени свои обычаи, и то, что хорошо в одном месте, никуда не годится в другом. Есть такие народцы, у которых первая обязанность любящего сына — угробить своего папашу и подать его на обед, как только сынок наберется силенок для такого мероприятия. И довольно цивилизованные народцы. Их даже признает дипломатически Имперский Совет. Вот как ты можешь оценить это с точки зрения морали?

Макс читал о таких культурах — тихие, миролюбивые бнаторы, неуклюжие, богатые двоякодышащие с Палдрона, которых можно было назвать какими угодно, только не тихими, вероятно, какие-нибудь еще… Он не ощущал себя вправе выносить суждение негуманоидным расам. Сэм продолжал:

— Я встречал в жизни таких экономов, по сравнению с которыми эти мягкопузые смотрятся филантропами. Ты погляди на ситуацию с его точки зрения. Он считает все это прерогативой своего служебного положения, он считает эти деньги такой же естественной частью своего дохода, как и зарплата. Таков обычай. Он добился своего положения многими годами тяжкого труда и ожидает вознаграждения за это.

Сэм умеет убеждать, думал Макс — и все же не мог согласиться с его основной предпосылкой. Были вещи хорошие и были вещи плохие, это не зависело от того, где ты находишься, он ощущал это с внутренней убежденностью, укоренившейся в нем слишком глубоко, чтобы ее мог пошатнуть веселый цинизм Сэма. Макса беспокоило, что он находится там, где находится, благодаря мошенничеству; иногда он не мог уснуть, терзаемый угрызениями совести.

Однако еще больше его беспокоило то, что обман может выйти наружу. Он ни на минуту не переставал обдумывать предложение Сэма.

Единственным внеземным существом на попечении Макса была паукообразная собака с землеподобной планеты Гесперы. В первый день исполнения своих обязанностей на «Асгарде» Макс обнаружил это существо в одной из клеток, предназначенных для кошек. Макс заглянул в эту клетку; на него смотрело маленькое, грустное, похожее на обезьянье лицо.

— Привет, человек!

Макс знал, что некоторые из паукообразных собак способны освоить человеческий язык в некотором объеме, но все равно от неожиданности отскочил. Несколько придя в себя, он осмотрел существо повнимательнее.

— Тебе привет, — ответил он. — Господи, да как же роскошно ты выглядишь.

На спине существа мех имел богатый, насыщенный зеленый цвет. Этот цвет переходил в оранжевый на боках и в нежно-кремовый на маленьком круглом брюшке.

— Хочу выйти, — констатировала паукообразная собака.

— Да не могу я тебя выпустить. У меня много работы.

Он прочитал прикрепленную к клетке карточку: «Мистер Чипс» было написано на ней. «Psevdocanis hexapoda hesperae. [1] Владелец: Мисс Э. Кобурн, А-092»; далее следовала подробная инструкция по обращению и питанию. Питался Мистер Чипс гусеницами, запас которых находился в отделении H118 морозильника, а также свежими фруктами и овощами, как в сыром, так и в вареном виде; ему необходимо было давать йод в случае отсутствия водорослей и артишоков. Макс покопался в своей памяти, перебрал то, что читал про эти существа, и решил, что инструкция верна.

— Пожалуйста, выпусти! — настаивал Мистер Чипс.

Трудно было устоять перед этой мольбой. Ни одна прекрасная дева, взывающая с башни, в которую ее заточили злодеи, не смогла бы вложить больше чувства в свой зов. Помещение, где находились кошачьи клетки, было тесным, и дверь его запиралась; возможно, Мистеру Чипсу позволительно будет малость побегать, но это потом, сейчас Максу надо было позаботиться о других животных.

Когда Макс уходил, Мистер Чипс держался за прутья клетки и тихо всхлипывал. Макс оглянулся и увидел, что тот плачет самыми взаправдашними слезами. Одна капля дрожала на кончике смешного маленького носа; уйти от этого зрелища было почти невозможно. Сперва он покончил со стойлами, а потом взялся за кошек и собак; когда они были накормлены, а клетки их вычищены, он смог уделить внимание своему новому знакомому. Для начала он его покормил, что остановило слезы. Однако, когда он вернулся, требования выпустить возобновились.

— Если я тебя выпущу, ты потом вернешься в клетку?

Паукообразный щенок задумался. Было похоже, что условное предложение превосходит его семантические возможности, так как вместо ответа он повторил:

— Хочу выйти.

Макс решился рискнуть. Мистер Чипс вскарабкался к нему на плечо и стал рыться в его карманах.

— Конфета, — потребовал он. — Конфета?

Макс погладил его.

— Извини, друг. Я же не знал.

— Конфета?

— Нет конфеты.

Мистер Чипс лично это проверил, а затем устроился на сгибе Максовой руки, собираясь, похоже, провести здесь не менее недели. Он не очень походил, решил Макс, на собаку и уж совсем не был похож на паука; только шести лап было многовато. У передних были крохотные ладошки, а средние могли служить как руками, так и ногами. Больше всего существо напоминало обезьянку, а на ощупь — кошку. От него исходил легкий пряноватый запах, и он, похоже, был очень чистым.

Макс попытался втянуть Мистера Чипса в разговор, но быстро обнаружил, что интеллектуальные его возможности крайне ограничены. Не подлежало сомнению, что он осмысленно использует человеческие слова, однако словарь его был не богаче, чем у не слишком сообразительного двухлетнего ребенка.

Попытка Макса водворить его обратно в клетку привела к двум десяткам минут активных физических упражнений, перемежавшихся патовыми ситуациями. Мистер Чипс метался над клетками, приводя кошек в истерику. Когда паукообразный щенок наконец великодушно позволил себя поймать, он все равно продолжал сопротивляться попыткам себя заточить; делал он это, цепляясь за Макса и всхлипывая. Кончилось все тем, что Макс укачал его, как ребенка, и положил в клетку сонного.

Это было ошибкой. Прецедент был создан, и с этого дня Максу не дозволялось покинуть помещение с клетками, не укачав дитятко.

Он не понимал «Мисс Кобурн», упомянутую на карточке в качестве владелицы. Все владельцы кошек и собак приходили к своим питомцам, однако у Мистера Чипса посетителей не было. «Мисс Кобурн» рисовалась Максу как желчная старая дева с длинным иссохшим лицом, получившая животное в подарок на отъезд и недовольная этим подарком. По мере роста дружбы с паукообразным щенком воображаемый образ «Мисс Э. Кобурн» становился, если это возможно, еще менее привлекательным.